Литературное творчество

[Острижная Ольга]

Кто автор?

[Ксюша]

Оля,да если бы я знала,не написали.Одни анонимы вокруг!':lol:')

[Ирина Шанина]

Автор Эдуард Асадов.

[Ирина Шанина]

По-моему называется "Баллада о ненависти"

[Наталья Гресь (Тыщенко)]

Да, это действительно "Баллада о ненависти и любви" Асадова. Боже мой, Асадов.. Друг и учитель чувст, его стихи были путеводителем в океане сердечных страстей и бурь в юности. Так просто, так мудро и целомудренно он посвящал нас в тайны любви. У Асадова Любовь всегда с большой буквы! И не только любовь. Сколько человеских пороков осмеяны и сколько достоинств воспеты им. Поистине гений сердец и душ людских. Его баллады, его рыжаю дворняга... Помните:
Дорожите счастьем, дорожите!
Замечайте, радуйтесь, берите
Радуги, рассветы, звезды глаз --
Это все для вас, для вас, для вас.

Услыхали трепетное слово --
Радуйтесь. Не требуйте второго.
Не гоните время. Ни к чему.
Радуйтесь вот этому, ему!...

Или это:

...Только те, кого в мире уж больше нет,
Если б дали им слово сейчас, сказали:
- От каких вы там стонете ваших бед?
Вы же дышите, видите белый свет,
Нам бы все ваши горести и печали!

Есть один только вечный пустой предел...
Вы ж привыкли и попросту позабыли,
Что, какой ни достался бы вам удел,
Если каждый ценил бы все то, что имел,
Как бы вы превосходно на свете жили!

[Ирина Шанина]

Да, Наташа, все таким простым языком написано, и все так щемяще , волнующе, нежно... Сама в юности зачитывалась им...

[Ксюша]

Звёзды гаснут,
А с ними и надежды
Мир уже другой
Он не такой, как прежде,
Великих людей грязью обливают
Над ними смеются, их оскорбляют,
Перед глазами совсем иные герои
Которые не боролись, они не видели воин
Фашисты на глазах стремятся к власти,
Их столько лет гнали, они говорят нам вновь «Здрасте»
На улицах видно, как спивается поколенье,
Что это такое?
Может быть недоразуменье,
Умные теперь стали идиотами
Бандитов кличут сейчас патриотами,
Что наступило?
Мир стал другой
Все сошли с ума
Кажется порой.

Автор студентка(Ф.И.О.не написала)

[Ксюша]

Замерзшею рукою на снегу
Еловой веткой буквы выводил,
Слова из сердца: "Я тебя люблю"
И имя, что в душе еще хранил.
Пусть видят звезды, небо и луна,
Ты им сегодня вызов бросил.
"Верни ее! Я требую, Земля!" -
Ты крикнешь, а потом еще попросишь:
"Верни! ПРошу! Мне без нее не жить,-
Дрожащий голос с губ твоих слетает,-
Верни! Не в силах я ее забыть...
Ведь ты же видишь! Сердце умирает..."
Потом смахнешь слезу рукою со щеки
И что-то острое в ладонях засверкает.
"Раз не вернешь ее, тогда смотри,
Смотри, как быстро тело остывает"
Один порез - и алым станет снег,
И скоро встретяться два сердца вновь.
Смотри, Земля, на что способен человек,
Когда посмеешь ты отнять его любовь...

автор: Бешеная

[Ксюша]

Кто-то видит в творчестве свое призвание. На кого-то вдруг находит озарение.Минутная радость, долгожданная свобода, любовь, тоска, отчаяние.И многограгранное отражение этих чувств в словах. Кто-то восхищается, кто-то мечтает, кто-то протестует, кто-то вспоминает. И получается все то, что предложено нашему вниманию здесь на этой страничке.

[Ксюша]

СПОР

Э Асадов

Однажды три друга за шумным столом
Пустились в горячие споры о том,
Что женщина ценит превыше всего
В характере нашем мужском.

Первый воскликнул: - К чему этот шум?
Скажу без дальних речей,
Что женщин всегда покоряет ум.
И это всего важней!

В этом наш главный авторитет.
Ум – это все, друзья.
«Да здравствует разум!» - сказал поэт,
И лучше сказать нельзя!

Второй, улыбнувшись, приподнял бровь:
- Совсем не в этом вопрос.
Женщина – это сама любовь!
И любит она всерьез.

И нет для мужчины уже ничего
Прямее, чем этот путь.
Он должен быть любящим прежде всего.
И в этом, пожалуй, суть!

А третий, встав, перебил друзей:
- Бросьте все препирания.
Для женщин на свете всего важней
Внимание и внимание!

Пальто подавайте. Дарите ей
Цветы. Расшибайтесь в прах!
Ну, в общем, тысячи мелочей –
И счастье у вас в руках!

На улицу вышли, а спор сильней.
Ну как решенье найти?
И тут повстречали трое друзей
Женщину на пути.

Сказали друзья: - Позвольте спросить,
Ответьте двумя словами:
Каким, по-вашему, должен быть
Мужчина, избранный вами?!

Какое свойство кажется вам,
Особенно привлекательным?
- Он должен быть умным, - сказала она, -
Любящим и внимательным.
1965

[Острижная Ольга]

:app:

Сколько сомнения !?

Сомнения рождают суть...нет?! Или да!?

[Острижная Ольга]

Песня Китайских цыган...

Твои глаза нацелены вверх.
Ты в слезах всегда, но это только вера.
Она не путь к возвышенным богам.
Ты станешь выше, когда опустишься к ногам.
Violin
И эта боль. Она твоя тень.
Она так мнет и бьет, что день уже не день.
Ты притерпись, ведь это наша доля,
Ты станешь легче, когда полюбишь эту боль.
Ты влюблена. Он, он тоже влюблен.
Все в унисон, но это ли не сон?
Все началось, все кончится в земном.
Мир станет явью, когда уснет таким же сном.

/П.Кашин/

[Ксюша]

Размышления мужчины о женщинах...

Как женщины похожи на цветы!
Меня порою это удивляет.
Они не могут жить без красоты.
А красота нас в жизни вдохновляет.

Они так грациозны и нежны,
Что от проблем головки опускают.
Слова любви для них всегда важны.
От комплиментов жёны расцветают.

Они цветут так пышно, как цветы,
И также постепенно увядают,
Оставив превосходные плоды,
Которые "ребёнком" называют.

Куда их занесло, в наш грубый мир,
Где столько зла и войн, беды, раздоров.
Такое красоте всегда претит.
И только мы им можем стать опорой!...


/Борис Коренфельд/

[Ксюша]

Воспоминания под Новый Год!


Помнишь, как когда-то в детстве
По зиме, под Новый год
Ставила бабуля тесто
Чтоб испечь тебе пирог…

Как дрова в печи трещали
За окном метель мела
Как сидели на диване
Ты и бабушка твоя…

И летали быстро спицы
Как хрустальные, звеня
Как волшебные страницы
Заманили в сон тебя…

Где принцесса Белоснежка
Водит гномов хоровод…
Где чудесно всё, неспешно…
…Пахнет яблочный пирог…

Помнишь бабушкино средство
Пирогом будить тебя…
Ты проснулась…счастье…детство!!!
Или это я была?!...

[Александр Рогов]

Сомнения рождают суть...нет?! Или да!?

Несомненно!!.. конечно!...вероятно.... наверно?

[Виталий Ерёмин]

Острижная Ольга
Когда то давно, у моих друзей родился сынишка, дали ему имя Глеб, я его звал всегда Глебушка-дай хлебушка сейчас ему 20 лет. Он такой смешной был, и любил песни петь. Поскольку я не поэт, я взял стихотворение одного из моих на тот момент любимых поэтов и положил их на музыку, мы быстро с ним выучили эту песенку и всегда потом под гитару распевали. А стих такой:

Саша Черный

Как-то,сидя у ворот,
Я жевал пшеничный хлеб,
А крестьянский мальчик Глеб
Не дыша смотрел мне в рот.

Вдруг он буркнул,глядя в бок:
"дай- кась толичко и мне!"
Я отрезал на бревне
Основательный кусок.

Превосходный аппетит!
Вмиг крестьянский мальчик Глеб,
Как акула с'ел свой хлеб
И опять мне в рот глядит.

"вкусно?" мальчик просиял:
"быдто пряник! дай ишшо!"
Я ответил:"хорошо".
Робко сжался и завял...

Пряник?.. этот белый хлеб
Из пшеницы мужика
Нынче за два пятака
Твой отец мне продал, Глеб.

А где то даже есть видео с того пямятного дня. Найти бы.

[Острижная Ольга]

Виталий Ерёмин
Виталь, спасибо, так актуально...думаю это не случайно.
Знаешь, мой сын последнее время приходит из садика и плачет скупою мужскою слезой - обзывает меня, говорит, один мальчик - спрашиваю как обзывает?
- Глеб-хлеб!
- Ну вот, это же самое важное слово- ХЛЕБ!
Трудно ему ещё понять пока, просто уговариваю не обращать внимание...кажется постепенно понимает, слушает и внимает


Хотелось бы услышать...может споёшь запишешь и передашь по скайпу!? Глебке дам послушать

[Острижная Ольга]

МОЯ ЛЮБОВЬ

Смела, красива и бездушна
Меня не знает и не ждёт
И миром тем одним живёт
Что создала себе послушно...

/Святко Григорий/

[Острижная Ольга]

Нет такого места – «далеко»
/Ричард Бах/

Рэй! Спасибо, что Ты позвала меня на свой день рождения. Твой дом – за тысячу миль от меня, а я отправляюсь в путешествия лишь в особенных случаях… День рождения Рэй – как раз такой случай, и я с нетерпением жду встречи с Тобой.
Я отправился в путь, доверившись сердцу Колибри, которого мы с Тобой встречали давным-давно. Он, как всегда, был приветлив, но когда я сказал ему, что маленькая Рэй подросла, и я направляюсь с подарком к ней на день рождения, он очень удивился. Мы долго летели в тишине, и наконец он промолвил: «Я понял совсем немного из того, что ты мне сказал, но меньше всего мне понятно, что ты направляешься на день рождения».
– Конечно, я направляюсь на день рожденья, – ответил я. – Что в этом непонятного? – Он промолчал, а когда мы очутились у гнезда Филина, произнес: «Могут ли мили в самом деле разделять нас с друзьями? Если ты же- лаешь быть с Рэй, разве ты уже не с ней?»
– Маленькая Рэй подросла, и я направляюсь с подарком к ней на день рождения, – сказал я Филину. После разговора с Колибри было странно говорить слово направляюсь, но я произнес его так, чтобы Филин меня понял. Он тоже долго летел молча. Это молчание было исполнено доброжелательности, но когда он доставил меня в целости и сохранности к дому Орла, он промолвил: «Я понял совсем немного из того, что ты мне сказал, но меньше всего мне понятно, что ты называешь своего друга маленьким!»
– Конечно, она маленькая, – ответил я. – Потому что она еще не стала взрослой. Что в этом непонятного? – филин посмотрел на меня глубоким взглядом своих янтарных глаз, улыбнулся и сказал: «А ты подумай».
– Маленькая Рэй подросла, и я направляюсь с подарком к ней на день рождения, – сказал я Орлу. После раз- говора с Колибри и Филином было странно говорить слова направляюсь и маленькая, но я произнес их так, чтобы Орел меня понял. Мы поднялись с ним над вершинами и парили вместе с горным ветром. Наконец он промолвил: «Я понял совсем немного из того, что ты мне сказал, но меньше всего мне понятны слова день рождения».
– Конечно, день рождения, – ответил я. – Мы собираемся отпраздновать тот миг, когда Рэй появилась на свет, и до которого ее еще не было. Что в этом непонятного? – Орел, сложив крылья, ринулся вниз и мягко приземлился в пустынных песках – время, когда Рэй еще не было? Не кажется ли тебе, что скорее наоборот – жизнь Рэй началась, когда времени еще не было?
– Маленькая Рэй подросла, и я направляюсь с подарком к ней на день рождения, – сказал я Соколу. После разговора с Колибри, Филином и Орлом было странно говорить слова направляюсь, маленькая и день рождения, но я произнес их так, чтобы Сокол меня понял. Под нами далеко внизу проплывала пустыня. В конце пути он про молвил: «Ты знаешь, я понял совсем немного из того, что ты мне сказал, но меньше всего мне понятно вот это – подросла».
– Конечно, подросла, – ответил я. – Рэй все ближе к тому, чтобы стать взрослой, и еще один год отделяет ее от детства. Что в этом непонятного?
Сокол приземлился на пустынном морском берегу.
– То, что ты сказал, вовсе не значит «подросла!» – Он поднялся в воздух и скрылся из виду.
Я знал, что Чайка – очень мудрая птица. Пока мы летели, я тщательно обдумывал и подбирал слова, чтобы, услышав их, она поняла, что я уже чему-то научился.
– Чайка, – сказал я наконец, – почему ты несешь меня на своих крыльях к Рэй, если ты воистину знаешь, что я уже с ней?
Чайка несла меня над морем, над холмами, над улицами города и вскоре бесшумно села на Твою крышу. – Потому что важно, – ответила она, – чтобы ты знал эту истину. До тех пор, пока ты сам не понял ее, пока не постиг во всей глубине, ты сможешь передать ее лишь немногими способами, лишь с посторонней помощью – машин, людей, птиц. Но помни, – добавила она, – от того, что ты не постиг истину, она не перестает быть истиной. – И Чайка улетела.
– Теперь настало время раскрыть Твой подарок. Дары из стекла и металла со временем изнашиваются и предаются забвению. Но я приготовил для Тебя кое-что получше. Я дарю Тебе кольцо. Носи его. Оно искрится особым светом, и никто не сможет ни отнять его у Тебя, ни уничтожить. Ты единственная в мире будешь видеть это кольцо, так же, как только я видел его, пока оно было моим.
Это кольцо наделит Тебя новой способностью. Надев его. Ты сможешь воспользоваться крыльями любой из птиц, парящих в небе. Ты сможешь видеть их золотыми глазами, коснуться ветра, что пронизывает их бархатные перья. Тебе откроется радость полета ввысь, радость парения над миром и всеми его заботами. Ты сможешь оставаться в небе, сколько пожелаешь, коротая ночь, встречая рассвет, и когда почувствуешь, что настало время вернуться вниз. Твои вопросы обретут ответы и все тревоги рассеются.
Как и все, чего нельзя коснуться руками и увидеть глазами, твой дар станет расти по мере того, как Ты будешь пользоваться им. Поначалу Ты сможешь делать это только когда будешь видеть птиц, с которыми полетишь. Но потом, когда придет умение. Ты научишься летать с птицами, которых не видишь, – и в конце концов обнаружишь, что Тебе не нужно ни кольца, ни птиц, чтобы летать наедине с собой выше спокойствия облаков. И когда такой день наступит, Ты должна будешь передать этот дар тому, кто сможет умело им пользоваться, кто сможет осознать, что важно лишь то, что создано из истины и радости, а не из металла и стекла.
Рэй, этот Твой особый-день-в-году я праздную вместе с Тобой в последний раз, узнав то, чему меня научили наши друзья – птицы. Я не могу направляться к Тебе, потому что я уже здесь. Ты – не маленькая, потому что Ты уже выросла, Ты, как и все мы, кочуешь от жизни к жизни, радуясь тому, что живешь.
У Тебя нет дня рождения, потому что Ты жила всегда; Ты никогда не рождалась и никогда не умрешь. Ты – не дитя тех людей, которых зовешь отцом и матерью, Ты – их спутница в этом ярком путешествии, полном приключений, цель которого – познать суть вещей.
Каждый подарок от друга – это пожелание счастья, в том числе и это кольцо.
Летай свободно и радостно над вечностью по ту сторону рождений, и мы сможем встретиться с тобой и сейчас, и всегда, когда пожелаем, посреди одного большого праздника, которому никогда не приходит конец.

[Острижная Ольга]

Ангел...

Где-то за городом небо над озером, синьку льёт
Солнечный заяц в луже купается, зорьку пьет
Голубь серебряный крошки клюет на моем окне,
Но сердце спит моё

Шарф кашемировый, ночь, полнолуние стелет вновь
Ночью особенно верю в гадание и любовь
Веткой еловую машет заманчево рождество
Но сердце спит моё
Услышь меня,

Пальцы любимого тихим движением гасят свет
В нежных объятиях тает и плавится слово "нет"
Белой скульптурою тело на простыни замерло,
Но сердце спит моё

Яркой обложкой, глянцевым фото смеюсь себе
Всё, что желаю случается скоро в моей в судьбе
Новые встречи и расставания дарят день
Но сердце спит моё,
Услышь меня,

Хранитель ангел ты со мной!
Я знаю где-то за спиной!
Ты научи меня опять мечтать...

[Виктор]

Ольга, судя по всему ты много читаешь, касательно Гарсиа Маркеса, в 70-е годы я прочитал " Сто лет одиночества" и естественно учитывая и время и возраст был просто потрясен тем, что ему за эту книгу дали премию Ленинского комсомола. Уже в зрелом возрасте в Москве я покупал несколько изданий этого романа и все не те, не так переведены, перелазил все книжные завалы, но так и не нашел изданий советских времен - а они самые "интересные" В том издании было всего несколько страничек о Мексиканской революции и все остальное о жизни конкретной семьи , не приходилось читать?

[Острижная Ольга]

Добрый день, Виктор!
Приходилось, и судя по вашему отклику - хороший перевод- вещь действительно потрясающая. Книга вызвала много чувств!
Много персонажей, уникальность каждого, судьбы, проблемы и их решения и вечная тревожащая тема одиночества, которое затрагивает всех героев романа. Очень детализировано,рассказано о полном цикле существования человека. Необычно.
У Маркеса, из того, что читала, мне очень запомнился его - "Очень старый человек с большими крыльями", полный восторг, если кто не читал предлагаю-она небольшая.
Ещё очень хороша у него единственная монопьеса "Любовная отповедь мужчине сидящему в кресле".

" Очень старый человек с большими крыльями"

Дождь лил третий день подряд, и они едва успевали справляться с крабами, заползающими в дом; вдвоем они били их палками, а потом Пелайо тащил их через залитый водой двор и выбрасывал в море. Минувшей ночью у новорожденного был жар; видимо, это было вызвано сыростью и зловонием. Мир со вторника погрузился в уныние: небо и море смешались в какую-то пепельно-серую массу; пляж, сверкавший в марте искрами песчинок, превратился в жидкую кашицу из грязи и гниющих моллюсков. Даже в полдень свет был такой неверный, что Пелайо никак не мог разглядеть, что это там шевелится и жалобно стонет в дальнем углу патио. Лишь подойдя совсем близко, он обнаружил, что это был старый, очень старый человек, который упал ничком в грязь и все пытался подняться, но не мог, потому что ему мешали огромные крылья.
Напуганный привидением, Пелайо побежал за женой Элисендой, которая в это время прикладывала компрессы больному ребенку.Вдвоем они смотрели в молчаливом оцепенении на лежащее в грязи существо. На нем было нищенское одеяние. Несколько прядей бесцветных волос прилипло к голому черепу, во рту почти не осталось зубов, и во всем его облике не было никакого величия.
Огромные ястребиные крылья, наполовину ощипанные, увязли в непролазной грязи двора. Пелайо и Элисенда так долго и так внимательно его рассматривали, что наконец привыкли к его странному виду, он им показался чуть ли не знакомым.
Тогда, осмелев, они заговорили с ним, и он ответил на каком-то непонятном диалекте хриплым голосом мореплавателя. Без долгих размышлений, тотчас забыв о его странных крыльях, они решили, что это матрос с какого-нибудь иностранного судна, потерпевшего крушение во время бури. И все-таки они позвали на всякий случай соседку, которая знала все о том и об этом свете, и ей хватило одного взгляда, чтобы опровергнуть их предположения.
-- Это ангел,-- сказала она им.-- Наверняка его прислали за ребенком, но бедняга так стар, что не выдержал такого ливня да и свалился на землю.
Вскоре все уже знали, что Пелайо поймал настоящего ангела. Ни у кого не поднялась рука убить его, хотя всезнающая соседка утверждала, что современные ангелы не кто иные, как участники давнего заговора против Бога, которым удалось избежать небесной кары и укрыться на земле. Остаток дня Пелайо присматривал за ним из окна кухни, держа на всякий случай в руке веревку, а вечером вытащил ангела из грязи и запер в курятнике вместе с курами. В полночь, когда дождь кончился, Пелайо и Элисенда все еще продолжали бороться с крабами. Чуть погодя проснулся ребенок и попросил есть - жар совсем прошел. Тогда они почувствовали прилив великодушия и решили между собой, что сколотят для ангела плот, дадут ему пресной воды и продуктов на три дня и отпустят на волю волн. Но когда на рассвете они вышли в патио, то увидели там почти всех жителей поселка: столпившись перед курятником, они глазели на ангела без всякого душевного трепета и просовывали в отверстия проволочной сетки кусочки хлеба, словно это было
животное из зоопарка, а не небесное создание.
К семи часам пришел падре Гонсага, встревоженный необычной новостью. В это время у курятника появилась более почтенная публика -- теперь все толковали о том, какое будущее ожидает пленника. Простаки считали, что его назначат алькальдом мира. Более рассудительные предполагали, что ему выпало счастье стать генералом, который выиграет все войны. Некоторые фантазеры
советовали оставить его как производителя, чтобы вывести новую породу крылатых и мудрых людей, которые навели бы порядок во вселенной. Падре Гонсага, прежде чем стать священником, был дровосеком. Подойдя к проволочной сетке, он поспешно припомнил все, что знал из катехизиса, и затем попросил открыть дверцу курятника, чтобы разглядеть вблизи этого тщедушного самца,
который в окружении остолбеневших кур и сам походил на огромную беспомощную птицу. Он сидел в углу, подставив солнцу раскинутые крылья, среди помета и остатков завтрака, которым его угощали на рассвете. Безразличный к происходящему, он едва поднял свои глаза, словно покрытые паутиной, и пробормотал что-то на своем диалекте, когда падре Гонсага вошел в курятник и приветствовал его по-латыни. Приходский священник заподозрил неладное,
увидев, что эта тварь не понимает язык Господа Бога и не обучена чтить его слуг. Приглядевшись внимательно, он обнаружил, что уж слишком похож на человека этот мнимый ангел: от него исходил невыносимый запах бродяжничества, в крыльях его кишели паразиты, крупные перья были истрепаны земными ветрами, и вообще ничто в его нищенском облике не соответствовало высокому ангельскому сану. Падре Гонсага покинул курятник и обратился к
прихожанам с краткой проповедью об опасностях, которые таит в себе легковерие. Он напоминал им, что дьявол имеет дурной обычай надевать маски, чтобы попутать простодушных. В заключение падре справедливо заметил, что если крылья не являются существенным элементом для определения разницы между ястребом и самолетом, тем в меньшей степени они могут служить для распознания ангелов. И все же он пообещал написать письмо епископу, чтобы
тот написал письмо примасу, а тот в свою очередь -- папе римскому, дабы окончательный вердикт поступил из самой высокой инстанции.
Его призыв к осторожности пал на бесплодную почву. Новость о пленном ангеле распространилась с такой быстротой, что через несколько часов патио превратился в рыночную площадь, и пришлось вызвать войска, чтобы штыками разогнать толпу, которая каждую минуту могла разнести дом. У Элисенды заболела спина от бесконечной уборки мусора, и ей пришла в голову хорошая
мысль: огородить патио забором и за вход брать пять сентаво с каждого, кто хочет посмотреть на ангела.
Люди приходили аж с самой Мартиники. Приехал как-то бродячий цирк с летающим акробатом, который несколько раз пролетал, жужжа, над толпой, но на него никто не обратил внимания, потому что у него были крылья звездной летучей мыши, а не ангела. Отчаявшиеся больные прибывали со всего Карибского побережья в поисках исцеления: несчастная женщина, с детства считавшая удары
своего сердца и уже сбившаяся со счета; мученик с Ямайки, который никак не мог заснуть, потому что его мучил шум звезд; лунатик, каждую ночь встававший, чтобы разрушить то, что делал днем, и другие с менее опасными болезнями. Посреди этого столпотворения, от которого дрожала земля, Пелайо и Элисенда хотя и бесконечно устали, но были счастливы -- меньше чем за неделю они набили деньгами матрасы, а вереница паломников, ожидавшая своей очереди
посмотреть на ангела, все тянулась, пропадая за горизонтом.
Ангел был всем этим очень недоволен. Доведенный до отчаяния адским жаром лампадок и свечей, что оставляли паломники у входа в его пристанище, он только тем и занимался, что искал в курятнике места, где бы устроиться поудобнее. Сначала его пытались кормить кристаллами камфары, которые, если верить ученой соседке, были основной пищей ангелов. Но он от них отказался, как отказывался и впредь от аппетитных завтраков, что приносили ему паломники,-- никто не знал, то ли потому, что действительно был ангел, то ли
просто от старости. Ел он только баклажанную икру. Казалось, единственным его сверхъестественным качеством было терпение, особенно в первые дни, когда его клевали куры, охотясь за звездными паразитами, расплодившимися в его крыльях, и когда калеки выдергивали его перья, чтобы приложить их к ранам, а
менее благочестивые бросали в него камни, чтобы он поднялся и можно было бы получше его разглядеть. Один только раз его вывели из себя -- прижгли ему бок каленой железякой, которой клеймят телят; он так долго лежал неподвижно, что люди решили проверить, не умер ли. Он встрепенулся, вскочил, крича что-то на своем непонятном языке, с глазами, полными слез, несколько раз
ударил крыльями, подняв тучи куриного помета и лунной пыли, и внезапный холодящий душу порыв ветра показался дыханием того света. Хотя многие считали, что была то обычная реакция боли, а не гнева, после этого случая, старались его не волновать, ибо все поняли, что его спокойствие было спокойствием затихшего урагана, а не пассивностью серафима на пенсии. В ожидании высочайшего истолкования природы пленника падре Гонсага безуспешно
пытался на месте вразумить свою ветреную паству. Но, по-видимому, в Риме понятия не имеют о том, что значит срочность. Время уходило на то, чтобы установить, имеется ли у пришельца пуп, обнаружилось ли в его языке что-либо сходное с арамейским, сколько таких, как он, могут поместиться на острие булавки и не есть ли это просто-напросто норвежец с крыльями. Обстоятельные письма так и шли бы, наверно, взад и вперед до скончания века, если бы однажды провидение не положило конец терзаниям приходского священника.
Случилось так, что в те дни в местечко прибыл один из многих ярмарочных аттракционов, блуждающих по Карибскому побережью. Грустное зрелище --женщина, превращенная в паука за то, что однажды ослушалась родителей.
Посмотреть женщину-паука стоило дешевле, чем посмотреть ангела, кроме того, разрешалось задавать ей любые вопросы о ее странном обличье, рассматривать ее и так и эдак, чтобы ни у кого не оставалось никаких сомнений в отношении истинности свершившейся священной кары. Это был отвратительный тарантул размером с барашка и с головой печальной девы. Люди поражались не столько
внешнему виду этого исчадия ада, сколько той скорбной правдивости, с которой женщина-паук рассказывала подробности своего несчастья. Девчонкой она сбежала однажды из дому на танцы вопреки воле родителей, и когда,протанцевав всю ночь, она возвращалась домой по лесной тропе, страшный удар
грома расколол небо надвое, в открывшуюся расщелину метну-лась из бездны ослепительная молния и превратила девушку в паука. Ее единственной пищей были комочки мясного фарша, что добрые люди бросали иногда ей в рот.
Подобное чудо -- воплощение земной правды и суда Божьего,-- естественно, должно было затмить высокомерного ангела, который почти не удостаивал взглядом простых смертных. Кроме того, те несколько чудес, что приписывала ему людская молва, выдавали его некоторую умственную неполноценность: слепой старик, пришедший издалека в поисках исцеления, зрения не обрел, зато у него выросли три новых зуба, паралитик так и не встал на ноги, но чуть было не
выиграл в лотерею, а у прокаженного проросли из язв подсолнухи. Все это скорее выглядело насмешками, нежели святыми деяниями, и основательно подмочило репутацию ангела, а женщина-паук своим появлением и вовсе зачеркнула ее. Вот тогда-то падре Гонсага навсегда избавился от мучившей его бессонницы и в патио у Пелайо снова стало так же пустынно, как в те времена, когда три дня подряд шел дождь и крабы разгуливали по комнатам.
Хозяева дома на судьбу не жаловались. На вырученные деньги они построили просторный двухэтажный дом с балконом и садом, на высоком цоколе,чтобы зимой не заползали крабы, и с железными решетками на окнах, чтобы не залетали ангелы. Неподалеку от городка Пелайо завел кроличий питомник и навсегда отказался от должности альгвасила, а Элисенда купила себе лаковые
туфли на высоком каблуке и много платьев из переливающегося на солнце шелка, которые в те времена носили по воскресеньям самые знатные сеньоры. Курятник был единственным местом в хозяйстве, которому не уделяли внимания. Если его иной раз и мыли или жгли внутри мирру, то делалось это отнюдь не в угоду ангелу, а чтобы как-то бороться с исходившей оттуда вонью, которая, как злой
дух, проникала во все уголки нового дома. Вначале, когда ребенок научился ходить, они следили, чтобы он не подходил слишком близко к курятнику. Но постепенно они привыкли к этому запаху, и все их страхи прошли. Так что еще до того, как у мальчика начали выпадать молочные зубы, он стал беспрепятственно забираться в курятник через дыры в прохудившейся проволочной сетке. Ангел был с ним так же неприветлив, как и с другими смертными, но переносил с собачьей покорностью все жестокие ребячьи
проделки. Ветрянкой они заболели одновременно. Врач, лечивший ребенка, не устоял перед соблазном осмотреть ангела и обнаружил, что у него совсем плохое сердце, да и почки никуда не годятся -- удивительно, как он еще был жив. Однако больше всего врача поразило строение его крыльев. Они так естественно воспринимались в этом абсолютно человеческом организме, что оставалось загадкой, почему у других людей не было таких же крыльев.
К тому времени, как мальчик пошел в школу, солнце и дождь окончательно разрушили курятник. Освобожденный ангел бродил взад-вперед, как обессилевший лунатик. Не успевали его веником выгнать из спальни, как он уже путался под ногами в кухне. Казалось, он мог одновременно находиться в нескольких местах, хозяева подозревали, что он раздваивается, повторяя самого себя в
разных уголках дома, и отчаявшаяся Элисенда кричала, что это настоящая пытка жить в этом аду, набитом ангелами. Ангел так ослаб, что есть почти не мог. Глаза, затянутые патиной, уже ничего не различали, и он еле ковылял, натыкаясь на предметы; на его крыльях оставалось всего несколько куцых перьев. Пелайо, жалея его, закутал в одеяло и отнес спать под навес, и только тогда они заметили, что по ночам у него был жар и он бредил, как тот
старый норвежец, которого когда-то подобрали на берегу моря местные рыбаки. Пелайо и Элисенда не на шутку встревожились -- ведь даже мудрая соседка не могла сказать им, что следует делать с мертвыми ангелами.
Но ангел и не думал умирать: он пережил эту самую свою тяжелую зиму и с первым солнцем стал поправляться. Несколько дней он просидел неподвижно в патио, скрываясь от посторонних глаз, и в начале декабря глаза его посветлели, обретая былую стеклянную прозрачность. На крыльях стали вырастать большие упругие перья- перья старой птицы, которая словно бы задумала надеть новый саван. Сам-то ангел, видно, знал причину всех этих перемен, но тщательно скрывал их от посторонних. Иной раз, думая, что его никто не слышит, он тихонько напевал под звездами песни моряков.
Однажды утром Элисенда резала лук для завтрака, и вдруг в кухню ворвался ветер, какой дует с моря. Женщина выглянула в окно и застала последние минуты ангела на земле. Он готовился к полету как-то неловко,неумело: передвигаясь неуклюжими прыжками, он острыми своими когтями перепахал весь огород и едва не развалил навес ударами крыльев, тускло блестевших на солнце. Наконец ему удалось набрать высоту. Элисенда вздохнула с облегчением за себя и за него, увидев, как он пролетел над последними домами поселка, едва не задевая крыши и рьяно размахивая своими огромными, как у старого ястреба, крыльями.
Элисенда следила за ним, пока не закончила резать лук и пока ангел совсем не скрылся из виду, и он был уже не помехой в ее жизни, а просто воображаемой точкой над морским горизонтом.